Мини имени ботов Уолтера

[Белая Ворона]

Название: Too many
Автор: Белая Ворона
Бета: WTF Steam Powered Giraffe
Размер: мини, 1 117 слов.
Персонажи: Кролик, Хребет, Джон.
Категория: джен
Жанр: ангст
Рейтинг: R
Краткое содержание: война.


Они видели слишком много.
Так много, что хочется сжаться в комок, закрыть глаза, накрыть ладонями уши, и лежать так годы и годы, пока страшные видения не истают в памяти, становясь сначала сизым дымом, а потом и вовсе — серебристым ничем.

У лошади — страдающие, влажные глаза. Судорожно поднимается и опадает испятнанный кровью бок, шелковистая шкура изорвана в клочья, так, что выступает алое, с сизыми прожилками, мясо. Её били хлыстом, заставляя двигаться быстрее, ещё быстрее, так быстро, что начало отказывать сердце, а потом бросили умирать на дороге в одиночестве. В этой войне патроны не тратят на лошадей, а, может быть, курьеру просто нечем было добить её, и светлая, в клочьях кровавой пены, морда тяжело приподнимается в пыли, когда они подходят. Ржание тонкое, похожее больше на всхлип, и для умирающего животного они люди. Люди, которые всегда унимают боль, если вдруг больно, и чистят шерсть, и кормят в голод. Люди, которые всегда добры к лошадям, и Джон обнимает её за шею, поглаживает, пропускает сквозь пальцы слипшуюся от пота гриву, и прячет лицо, мелко вздрагивая плечами, потому что лошадиные губы находят его руку, и ржание уже совсем похоже на человеческий стон...
Хребет удерживает Кролика, готового упасть на колени тут же, рывком поднимает Джона с земли, и отталкивает их — в треть силы, в четверть силы — идите, идите вперед и не оборачивайтесь.
Лошадь может умирать в пыли ещё несколько часов.
Кролик берет Джона за руку — здесь, на войне, он серьезен, так серьезен, что становится страшно — почти тащит за собой, бормоча что-то успокаивающее, что-то про небеса, и зверей, которые становятся облаками...
Хребет не слушает. Лошадь тянется к нему, и он касается губами её лба — так всегда делал Питер, когда хотел успокоить кого-то из них — гладит её по холке, утешая... Он ничего не знает про рай, и про ад, не знает, что бывает с лошадьми, когда они ломаются безвозвратно, но мучить безвинное, до конца верное человеку, животное зря — подло.
Переведя сознание в военный режим — так легче, но жить на нем всё время нельзя, иначе не останется ничего, кроме убийства — перерезает лошади глотку.
Руки у него в крови — красное на серебристом.
Чем дальше, тем привычнее такое сочетание цветов.

Трупы пахнут сладко и тошнотворно — так говорят люди, которых незнамо зачем иногда спрашивает неугомонный Кролик — и их здесь много, так много, что нельзя прожить и дня, не наткнувшись хоть на один. Похожие на живых и совсем гнилые, голые костяки, которые некому хоронить, они становятся привычными и почти нестрашными. А в военном режиме вообще не вызывают никаких эмоций. У них синеватые раздутые лица, непохожие на настоящие, человеческие, а Джон до сих пор иногда пугается, когда ночью им приходится идти по полям сражений. Они — часть армии, их перебрасывают с поручениями туда, где они нужнее, и иногда кажется — они измерили шагами всю шкуру земли. И всё равно Джон, увидев очередного покойника с развороченной грудной клеткой, начинает дрожать. Иногда он рассказывает, срываясь на хриплый шепот, что кажется ему, что все они в один момент поднимутся и пойдут мстить тем, кто отправил их в этот кровавый ад. В такие моменты они берут его за руки с двух сторон, и Кролик запевает что-нибудь из самых добрых их песен, и тьма отступает от них, а иногда даже откликается человеческий голос — раненые порой выживают в самых невероятных местах и кричат, услышав родную речь.
Порой их даже удается спасти. Одного совсем молодого парня они два дня тащат туда, куда должны прийти сами, а он то впадает в забытье, то воет на одной ноте, и даже их песни неспособны заглушить этот вой...
Они следуют за линией фронта, мечутся, стараясь всюду успеть, и вытаскивают тех, кто встречается по пути.
Иногда по ошибке приносят врагов, потому что для их сознания нет деления «свои-чужие».
Как правило, принесенных добивают.
Как правило, они прекрасно об этом знают, делая вид, что не.

Земля пропиталась кровью, приняла в себя тела и отстрелянные гильзы. Она горела, по ней скакали взмыленные кони, в неё ложились убитые, а убийцы продолжали топтать её коваными каблуками. И всё-таки, однажды Джон срывается и убегает в сторону от дороги, с головой ныряет в неглубокий овраг, и они бросаются за ним — куда ты, я же говорил тебе никогда так не делать — но он не откликается. А когда они, наконец, находят его — овраг зарос каким-то кустарником, пусть и обгорелым после того, как здесь прошлись люди и только блеск металла помогает обнаружить младшего — он лежит прямо на земле, на животе, а перед самым его носом покачивается ромашка.
Самая обыкновенная ромашка с желтой сердцевинкой и белыми лепестками...
Хребет аккуратно, пока братья увлечены цветком, отбрасывает в сторону человеческий череп в лохмотьях плоти. Им ни к чему видеть такое соседство — в конце концов, у них и так мало в последнее время радостей.

Письма от Питера приходят редко — не потому что он не пишет их каждый день, а потому, что трудно найти троих роботов на войне, особенно когда их перебрасывают с места на место каждую неделю. Обычно, если их находят какие-то его друзья, или вдруг везет оказаться рядом с нужной почтой, на руки им вываливают целые стопки аккуратных конвертов — те, что идут за ними много дней.
Там про сыновей и про то, как в саду зацвели апельсиновые деревья, про шум моря и про новое его изобретение. Про Айрис, которая передает им привет и просит быть осторожными, про восход над поместьем и про то, что их ждут домой и желают удачи.
Хребет читает их всего один раз, вслух, а потом их захватывает Кролик, и несколько дней всё свободное время шуршит бумагой, разбирает неровный почерк создателя, придумывает ответы — Папуля, мы в порядке, это же здорово? Да, конечно, это просто замечательно! — и цитирует кусочки из них вслух.
Конечно, в них нет ни слова про парня без ног, которого они нашли недавно, про то, как он просил пристрелить его, потому что не хотел возвращаться калекой. Нет про то, что, оказывается, могут гореть даже реки. Про обозы с ранеными, по которым бьют так же, как по здоровым...
Там нет про войну — только про то, что они живы, про то, как Джон нашел ромашку, а Кролик научился играть на трофейной губной гармошке. Про то, как Хребет чуть не утонул в болоте, а они еле вытащили его и с трудом отмыли.
Они знают, что Питер понимает, как плохо там, где они сейчас. Но окончательно добивать его подробностями — нельзя. Это понимают все.

Они видели слишком много. Что в Африке, что на войне. Иногда из-за этого хочется спрятать уши ладонями, и закрыть глаза, и пролежать сто лет, двести лет, триста лет, пока не умрет память...
Но выходя на сцену и ударяя по струнам, вглядываясь в человеческие лица, как в бездну, они понимают, что видели совсем не всё.
И поют так, как когда-то писали письма.
Забывая о себе и не упоминая о прошлом.

Название: Домашний любимец
Автор: Белая Ворона
Бета: WTF Steam Powered Giraffe
Размер: драббл, 655 слов.
Персонажи: Зефирка, Джон, Хребет, Кролик
Категория: джен
Жанр: трэш, хоррор
Рейтинг: R
Краткое содержание: Зефирка - хорошая кошка.

Зефирка — хорошая кошка.
Мягкие лапы, чуткие уши, пушистый хвост. Полная пасть острых белых зубов, улыбчивая морда. Она тихо крадется — так, как умеют только кошки — прячется в ночных тенях, и ей не помеха снежно-белая шерстка. Услышав хрип, она настораживается, напрягаются под пушистым мехом литые мышцы. Острое ухо поворачивается, как локатор, кинжально-острые когти выскальзывают из мягкости лапок, раня землю, и тут же втягиваются обратно.
Зафирка приникает к палой листве, урчит тихо-тихо, не слышно ни для кого, кроме себя. Там, в темноте, её законная добыча, там слабое, там живое, там теплое...
Она скользит бесшумно и плавно, подбираясь к жертве всё ближе.

Было больно. Том приподнялся на локте, заскулил тихонько — голос он уже сорвал, и не мог теперь выдавить из себя что-то громче сипа. С трудом сел, чувствуя, как остро простреливает ногу — уже несуществующую ногу, ту, которой ниже колена уже не было.
Тряпки, которые он использовал вместо бинтов, были заскорузлыми от крови и намертво присохли к ране. Грязно-бурые, сухие и ломкие, он с содроганием думал о том, что однажды их придется менять.
Собственно, по логике их стоило поменять уже давно...
Он просто не мог решиться.
Сидел в своем укромном овраге, тихо всхлипывал, укачивая обрубок, и думал не о сгущающейся вокруг ночи, а о том, как дома мать готовила пирог с грибами и каждый раз шлепала его по рукам, когда он тянулся отломить кусочек.
Том любил свою мать. Любил, и больше всего хотел вернуться к ней живым.
Только вот шансов у него почти не было.
Когда из темноты вдруг вынырнула белая, как луна, кошачья морда — огромная, как у слона — он даже не закричал. Подумал, что бредит и потянулся погладить киску.

Зефирка отхватила ему руку по самый локоть.
Довольно заурчала, глядя, как расширяются у человека глаза, как он отшатывается и разевает рот в беззвучном крике. С культи текла кровь — солено-пряная, вкусная — из алого, бьющегося прожилками, мяса, выглядывал обломок кости. Зефирка проглотила уже откушенный кусок, шагнула поближе мягким белым призраком. Человек пытался отползти от неё, отталкивался ещё здоровой рукой от земли, и пахло от него страхом, потом и мочой.
Вторым укусом Зефирка, недолго думая, отхватила ему голову.
Довольная, облизнула усы, на которых повисли рубиного-алые капли.
И, урча, вцепилась человеку в плечо. Замотала мордой, вырывая себе кусок и перегрызая сухожилия...
Тело под ней только слабо вздрагивало — агония обезглавленных не длиться слишком долго.

***

Зефирка — хорошая кошка.
Джон знает это совершенно точно, так же, как и то, что путь в восьмое измерение неназванного ужаса стережет розовый кит в цилиндре. У неё приятная на ощупь шерсть, яркие зеленые глаза. Она приходит всегда словно из ниоткуда — огромная, как слон, но добрая — подстраивается под их шаг.
Зефиркой её назвал Кролик, щедрый на веселые имена, а встретил — Хребет, когда папуля вынес к ним на руках из лаборатории маленький пушистый комок, жалобно мяукавший басом. Он, средний из них, тогда принял пищащего котенка, как принимал человеческих младенцев — невозмутимо и с полной уверенностью в своих силах — и с того вечера белая кошка следовала за ним хвостом. Забиралась на диван, когда он слушал музыку, прижималась розовым носом к руке...
Зефирка — хорошая кошка. Джон помнит, как папуля беспокоился, когда она выросла с лошадь и не подумала на этом остановиться. Помнит, как они все вместе, стараясь не толкаться, слушали под дверью, как он говорит с кем-то по телефону — да, да, нет, конечно, это безопасно, черт, если я живу в полном поместье роботов, о какой опасности ты вообще говоришь? Помнит, как Кролик впервые оседлал их пушистую подругу. Помнит, как она носилась прыжками по саду, мяукала и урчала, а он удерживался у неё на спине и размахивал шляпой.
Зефирка — хорошая кошка. Зефирка — их кошка.
И на войну она сбежала за ними.

***

Зефирка — хорошая кошка.
Мягкие лапы, чуткие уши. Возникая из ночной темноты она, жмурясь, подставляет голову под ласку, утробным басом урчит. Никто не знает, как у неё получается следовать за хозяевами, не отставать и не попадать в неприятности, но она следует, не отстает и не попадает. Зевает широко, показывая страшенные зубы.
Джон гладит её за ушами — хорошая, хорошая девочка...

На усах у Зефирки — засохшая кровь.

Название: Весь этот мир - мой
Автор: Белая Ворона
Бета: WTF Steam Powered Giraffe
Размер: мини, 1 201 слово.
Персонажи: Джон, Хребет, Кролик.
Категория: джен
Жанр: adventure
Рейтинг: G
Краткое содержание: однажды Джон покинул группу.

Джону нравится море.
Нравится почти так же, как кесадилья, и бутерброды с сыром, и красные подтяжки, и множество других вещей.
Море можно слушать — оно шуршит по песку так, словно шепчет что-то неразборчиво, но нежно — можно искать его сокровища на берегу, а можно, лежа на большом теплом камне, смотреть в лазурную глубину, надеясь и боясь увидеть там морских жителей.
Только делать всё это нужно осторожно — пусть даже у Джона в сумке лежит мягкая тряпочка и бутыль с маслом, он всё равно может заржаветь. Хребет так и сказал, пытливо глядя ему в лицо в последний вечер — «Помни, что ты не человек. Не лезь в воду. Постарайся никуда не падать» — и Кролик посоветовал из кресла, где он лежал, покачивая носком ботинка — «И если на тебя вдруг нападут разбойники, не дерись, а беги».
И он кивал им, слушая эти наставления.
Несколько раз проговорил телефонный номер поместья Уолтеров, по которому, если что случится, он должен был позвонить. Повторил, стараясь поменьше сбиваться, что будет делать, если вдруг попадет под дождь. В последний раз рассказал братьям свою любимую сказку про карпа кои и хот-дог, которые подружились у него в груди, и обнял обоих на прощанье — крепко-крепко.
Пусть он и не был никому старшим братом, но прекрасно представлял, как тревожно им отпускать его путешествовать в одиночку. Они ведь всю жизнь его защищали.
Кролик проводил его до ворот поместья, а там оседлал резную ограду, и махал вслед рукой, пока Джон не перестал видеть его за деревьями. Конечно, он обещал им писать, и звонить, и приехать на Рождество, и привезти им открытки и сувениры...
Но всё-таки — они расставались и это было пугающе и интересно.
Он ведь никогда до этого по-настоящему не был один.

Джону нравятся горы.
Они высокие, и искрятся белым снегом вершин — Джону кажется, они сделаны из мороженого.
«Вот занятно было бы их попробовать! — думает он весело, и поправляет за спиной мандолину, а на боку — сумку. Горы красивые. В ущельях завывает ветер, на склонах можно найти потрясающей красоты цветы, и он лезет всё выше и выше, стараясь быть осторожным.
Хребет ведь сказал — «Постарайся не падать» — и он старается. Впрочем, никуда не подниматься ему и в голову не приходит. Ведь горы так прекрасны! Разве может с ним случится что-то плохое среди такой красоты?
Попробовать ногой камешек, поплотнее уцепиться за уступ. Глянуть вниз через плечо и замереть, потому что перехватывает дух, и долина внизу покрыта лесами, как шерсткой, и над ней плавают пушистые белые облака — совсем как те, которые иногда выдыхал Хребет, только больше. Переливается золотым и синим река, по далекой дороге ползет желтый жук-машина. Джон висит несколько минут, кажущиеся ему вечностью, не в силах оторваться от зрелища, а потом подтягивается в очередной раз.
Горы прекрасны, достойны отдельной песни, и он долгие несколько часов сидит на вершине, среди снега и льда, и подпевает мандолине.

Джону нравятся дороги.
Он не сразу понял это, а когда распробовал их очарование — полюбил ещё больше чем море, горы и даже подтяжки.
Потому что дороги это бесконечность, и вдохновение, и свобода, и новые люди, и новые города.
Джон не помнит, где слышал о том, что можно попроситься в попутчики какому-нибудь водителю, но ему и не нужно помнить. Он просто выходит на обочину и поднимает руку — по лицу скользят золотые блики, в медных кудряшках запутались солнечные лучи.
Первые три машины игнорируют его, четвертая сигналит, словно желая удачи. А пятая — огромная длинноносая фура — величественно и плавно причаливает, как океанский лайнер, и Джон сначала забрасывает в кабину сумку, потом бережно поднимает мандолину, и только потом залезает сам.
У водителя веснушки по всем щекам, щербатая улыбка и удивленные глаза. Он смотрит на Джона, как на какое-то чудо, и тот улыбается ему, склоняя голову набок.
-Ты что больше любишь, — спрашивает он, захлопывая за собой дверцу и удобнее устраиваясь на сиденье. — Горы, море, пиццу или кесадилью?
Водитель икает.

-Я идеальный попутчик! — возбужденно кричит Джон в трубку через две недели, захватив телефон-автомат на одной из оживленных чикагских улиц. У него на запястье три плетеные фенечки, шевелюра повязана цветастым хайратником, и вокруг кипит и бурлит город-мегаполис. Какие-то люди спешат куда-то мимо него, бесконечные потоки машин гудят и верещат, встав в пробке, а с другого конца страны пробивается приглушенное:
-Что это значит? Где ты? Всё в порядке?
И вопль Кролика, который явно пляшет вокруг Хребта, пытаясь отобрать у него телефон:
-Ты уже побывал в Лувре, или ещё нет?!
-Я могу не спать! — Джон сильнее прижимает трубку к уху и блаженно закрывает глаза — голоса братьев совсем рядом с ним, и он любит их — боже-боже-боже, он любит их больше, чем море, и горы, и дороги, и даже кесадилью. — Я могу рассказывать истории день и ночь напролет! Только мне почему-то никто не верит, — вдруг огорчается он, и вспоминает, что ему задавали ещё вопросы. — Я в каком-то большом, нет, просто огромном городе, но я забыл его название...
Хребет вздыхает ему в ухо, и Джон прекрасно знает этот вздох. Это значит, что он опять что-то напутал, или в чем-то ошибся, но не сильно, а значит, можно не обращать внимания.
-Я хочу в Россию. — признается он смущенно, и Кролик где-то там, в поместье, уже не дергает Хребта за рукав, а прижимается ухом к телефону, так, чтобы слышать голос младшего, и сидят они голова к голове. — Там, говорят, есть такие штуки пель-ме-ни, и бурые медведи. Мне бы хотелось погладить медведя...
-Ты ещё не был в Лувре! — доносится до него негодующий выкрик Кролика, и тут же — звон и ровный голос Хребта, который, кажется, просто закрыл брату ладонью рот:
-Если ты сейчас поплывешь в Россию — не успеешь вернуться к Рождеству.
Джон хмурится — Рождество он любит, почти как кесадилью. Они поставят елку, и будут её наряжать, Кролик обязательно упадет со стремянки в попытке надеть на вершину белого, похожего на сосиску, ангела. Хребет достанет из хранящейся на чердаке коробки снежные блестящие шары, оставшиеся ещё от Папули, и даст каждому из них по два, чтобы они сами их повесили. Он обязательно проследит за тем, как готовят традиционный пудинг и отвоюет себе кусочек, просто чтобы был... И будут свечи, и подарки, и, может быть, даже капелька снега...
Хотя за снегом, наверное, всё-таки придется ехать куда-нибудь на север.
-Тогда не поеду в Россию, — решает Джон после минутного раздумья и смеется. — Лучше я к этим, из Филадельфии...
-Будь осторожен. Фанаты могут и на шестеренки разобрать...
Джон только машет рукой. Он любит фанатов — меньше, чем братьев и горы, но почти так же, как море — бросает трубку на рычажки. Город ждет его, а за городом — дорога, на которой кто-нибудь обязательно его подберет, и будет удивляться золотым лицевым пластинам, и историям про парового жирафа...
Может быть, это будут даже хиппи — вроде тех, с которыми он ехал целых два дня, и которые подарили ему хайратник и фенечки. А может быть, какой-нибудь веселый человек, с которым можно будет обсудить преимущества кесадильи перед бутербродом, а радужных носков перед обычными, А может быть, музыкант, который сможет подпеть мандолине и подсказать слова для новой песенки.
Джон вываливается из кабины в пропитанный смогом, ароматом духов, свежей выпечки, бензина и пота, воздух большого города, поудобнее устраивает сумку на плече.

В следующий раз он звонит братьям с какой-то бензоколонки, которая притаилась у обочины затерявшейся в полях проселочной дороги.

@темы: Фанфикшн, Rabbit, The Spine, The Jon

Comments

[Мышь_полевая]

Автор, вы мне сердце разрываете в клочья. Прочитала "Too many" и сидела, рыдала - пока "Весь этот мир - мой" меня не вылечил.
В общем, автор, позвольте признаться вам в любви.
Пойду доразгребаю бартерные долги и снова вернусь сюда.

[Белая Ворона]

Что, мы приворожили вас на ФБ, и теперь вы читаете нас везде, где находите? )
автор польщен.

[Мышь_полевая]

Белая Ворона, а вы в этом сомневались? Нет, я зареклась себе соваться в ваши выкладки ЗФБ и в это соо, пока не расквитаюсь с долгами по бартеру и не вывешу деанон собственной команды, но вот как-то... Чо-то сижу тут...